Пожар Прерий: «Как Европа регрессировала Африку» Уолтера Родни

Уолтер Родни — публицист и активист, оказавший влияние на антиимпериалистическое, негритянско-националистическое и социалистическое движение по всему негритянскому и африканскому миру. В 1980 г. Родни в связи с его участием в местной политике был убит в своей родной Гайане при подрыве автомобиля. Его, вероятно, лучше всего помнят как автора весьма влиятельного исследования «Как Европа регрессировала Африку». Изданная в 1972 г., книга Родни стала классикой для политической экономии Африки и изучения недоразвитости вообще. Родни занимает место рядом с такими авторами как Андре Гундер-Франк, Самир Амин, Малком Колдуэлл, Аргири Эммануэль и подобными теоретиками, изучавшими современный империализм и недоразвитость. Эта традиция предвещает развитие маоизма-третьемиризма. Хотя с её публикации минуло почти четыре десятилетия, книга обязательна для чтения теми, кто стремятся понять бедность Африки и богатство Европы и Северной Америки. Она помогает нам понять, как богатство стран Первого мира получается в результате бедности в странах Третьего мира. Работа Родни — важный предшественник политической экономии Коммунистического движения «Маяк». Африка до широкого контакта с европейцами Империализм — это не только армии, труд и золото. Империализм имеет культурное измерение. Когда одна часть мира систематически угнетает другую, она изменяет не только материальный облик этих обществ, она также затрагивает культуры. Это — своего рода воплощение диалектики господина и раба, в глобальном масштабе. Частью этого отношения является потребность угнетателей видеть себя и своих жертв иными, чем они на самом деле. Чтобы оправдать свои бесчеловечные действия, империалистам нужно изобрести нарративы, в которых они вовсе не злодеи. Так, империалисты часто изображают Африку до широкого контакта с европейцами в пятнадцатом веке как нецивилизованные джунгли. Африканцы в их изображении как будто только что с дерева слезли и ушли от диких зверей так же недалеко, как обезьяны. Крайняя версия расистского и империалистического нарратива не просто реабилитирует европейских рабовладельцев, но и героизирует их. Они сделали из обезьян людей, ну, на две трети людей. Плантаторское хозяйство было не чем-то вроде концлагеря, а скорее одной большой счастливой семьей. Господин был добр и отечески заботился о своих тёмных «детях». Так гласит лживый миф благостного Юга. Некоторые даже утверждали, что негры не просто не заслуживают, икакого возмещения, но и они должны быть благодарны Соединённым Штатам за спасение из вечной африканской ночи. Такой нарратив, как и подобные и более тонкие, опирается на миф, что Африка до широкого контакта с европецами была безнадежно отсталой. Родни полностью опровергает этот миф. Он демонстрирует, что Африка имела длинную и богатую традицию цивилизации до распространения контактов с Европой. Хотя развитие Африки отличалось от Европы, Африка долгое время прекрасно развивалась: «В пятнадцатом веке Африка не была просто кавардаком разных „племён“. Тут была система и было историческое движение. Общества вроде феодальных Эфиопии и Египта продвинулись в своей эволюции дальше всех. Государства Зимбабве и Бачвези также поднимались от общинной организации, но на более низком уровне, чем феодальные государства и некоторые ещё не достигшие феодализма, как в Западном Судане». Родни заявляет: «Можно сказать, что большинство африканских обществ не достигло новой стадии общества, заметно отличной от общинной организации». Ранние европейские путешественники в Африке часто впечатлялись увиденным. Родни цитирует раннего путешественника-голландца, посетившего Бенин: «Город кажется очень большим. Вступая в него, вы проходите громадной широкой улицей, не мощёной, которая, кажется, в семь-восемь раз шире улицы Вармус в Амстердаме… Дворец короля — окружённая стеной группа зданий, занимающих площадь сравнимую с городом Харлем. В нём расположены многочисленные апартаменты для княжьих министров и прекрасные галереи, большинство из которых так же велики, как на Амстердамской бирже. Их поддерживают деревянные колонны, окованные медью, на которых изображены военные победы и которые содержатся в безукоризненной чистоте. Город состоит из тридцати главных улиц, очень прямых, 120 футов в ширину (вероятно, имеется в виду амстердамский фут — тогда 34 метра.— прим. переводчика), помимо бесчисленных пересекающихся улочек. Здания стоят тесно, выстроены в хорошем порядке. Эти люди никоим образом не уступают голландцам в том, что касается чистоты…». Очевидно, между Голландией и Африкой были и громадные различия. Но это — чистый расизм, изображать Африку как варварскую и нецивилизованную страну до широких контактов с европейцами. Такие расистские концепции не основываются на действительности. Они есть часть сложного, разработанного и часто противоречивого нарратива, использовавшегося сотни лет для оправдания грабежа и эксплуатации Африки европейцами и другими империалистами. Подобные истории использовались для оправдания имперского завоевания Америк и Азии. Указывая на достижения ранней Африки, Родни не преуменьшает различия между ней и Западной Европой. Родни не преувеличивает развитие Африки до пятнадцатого века. Он не мог быть дальше от современных афроцентристов, дико фальсифицирующих историю, изображая Африку центром практически всех великих продвижений в истории человечества. Родни — ученый, а не сказочник и мифотворец; он принадлежит марксистской традиции и не романтизирует доколониальную Африку. Родни не испытывает никакой утопической тоски по некоему никогда не существовавшему «золотому веку». Он указывает, что африканские общества имели свои противоречия, свои формы и способы распределения власти. Империалистская и продуктивистская метафизика В «Манифесте Коммунистической партии» Карл Маркс описывает развитие западноевропейского общества и всего мира, как марш от первобытного коммунизма, через рабовладение, феодализм и капитализм, к коммунизму. Хотя в других работах Маркс иногда допускал другие способы производства вроде «азиатского», некоторые считали, что этот марш, этот образ развития, неизбежен и универсален. Часто такие утверждения основываются на очень малом конкретном исследовании особенностей развития, особенно вне Европы. Такой взгляд часто оказывается полезен так называемым марксистам, защищающих империализм или даже открыто встающих на его сторону. К сожалению, такие люди находят некоторую поддержку своим реакционным взглядам в некоторых аспектах марксистской традиции, особенно тех работах, которые слишком подчеркивают развитие производительных сил как движущую силу истории. Маоисты критиковали некоторые аспекты этой традиции вроде ревизионистской «теории производительных сил». Первомиристы, шовинисты и расисты часто говорят, что империализм, вопреки себе, хорош для отсталых частей света, ибо приносит технологию, модернизирует, сметает первобытные и феодальные оковы развития. Таким образом они призывают Маркса для повторения рабовладельческого нарратива. Этот ревизионистский ход мысли обычен, в той или иной степени, для множества ревизионистов — Каутского, Троцкого, Хрущёва, Лю Шаоци и Дэн Сяопина. Он даже обнаруживается, хотя обычно в меньшей степени, у марксистов, придерживающихся революционной традиции. Категорически цепляясь за такую евроцентристскую телеологическую схему, всякий легко становится оправдателем или открытым защитником империализма. Такой вид марксоидного империализма называют иногда «социал-империализмом». Социал-империализм особенно обычен для называющих себя троцкистами. Не секрет, что сегодняшние неоконсерваторы имеют троцкистское происхождение. Даже первомиристские бывшие маоисты приняли такие взгляды. Билл Уоррен из БиИКО (Британско-ирландская коммунистическая организация.— прим. переводчика) и «Маоисты странных времён» имеют такой взгляд. Кое-кто в давно не функционирующем РИМ (Революционное интернационалистическое движение) — тоже. Аргументация гласит или подразумевает что-то вроде этого: империализм позитивен, поскольку приносит капитализм, таким образом открывая возможность социализма. Империализм, согласно этой телеологии,— прогрессивный исторический агент. Согласно такому взгляду, есть только один путь к социализму, европейский путь через капитализм европейского типа. Такой вид первомиристского ревизионизма особенно ненаучен, учитывая, что «развитые» страны Первого мира, в Европе или других местах, даже не имеют пролетариата и никогда не испытывали ничего близкого к социалистической революции — если не принимать за революцию установление народной демократии в восточной Германии Красной Армией. Первый Мир следует считать не развитым, но паразитарным и некоторым образом аномально развитым. Действительность состоит в том, что пролетарская революция произошла только в том, что Ленин называл «слабыми звеньями» мировой системы. Это он и имел в виду, говоря, что центр бурь мировой революции переместился на Восток (на самом деле, это написал Каутский в 1902 г. о перемещении центра революции из Западной Европы в Россию, а в 1920 г. Ленин с ним согласился (В. И. Ленин, ПСС, т. 41, с. 5), но поздние замечания Ленина можно понимать в таком духе.— прим. переводчика). В согласии с Лениным, Мао говорил, что ветер с Востока преобладает над ветром с Запада (выступление на Московском совещании представителей коммунистических и рабочих партий 18 ноября 1957 г.). А Линь Бяо говорил, что всё дело мировой революции зависит от народов Африки, Азии и Латинской Америки. Родни — часть этого появляющегося третьемиристского мышления, он правильно указывает, что Африка не укладывается в евроцентристскую телеологию, лежащую в основе первомиризма и социал-империализма: «Как марксисты, так и немарксисты, хоть и из различных соображений, указали, что последовательность способов производства, отмеченная в Европе не была воспроизведена в Африке. Здесь после общинной стадии не было эпохи рабства, проистекающего из внутреннего развития. И в то же время не было способа производства, который был бы точной копией европейского феодализма… Предположение, которое положено в основу данного исследования,— что большинство африканских обществ до 1500 г. находилось в переходной стадии между земледельческой практикой (плюс рыболовство и скотоводство) в семейных общинах и той же деятельностью в рамках государств и обществ, сопоставимых с феодализмом». Это не означает, что реальные тенденции и модели исключаются из общественного развития. Определённое общественное развитие предполагает определённые условия. Нельзя просто проскочить в коммунизм или даже социализм. Предпринятый Родни обзор африканского развития показывает, что сложность реального мира часто избегает вульгарных упрощений. Но он не погружается в идеализм, анархистский утопизм или эпистемологический скептицизм. В этом отношении, Родни разделяет мное с Мао, в его лучших моментах. Мао также не принимал идеалистическое положение, отвергающее стадийность революций и эволюций. Однако, Мао весьма хорошо понимал, что развитие не всегда вписывается в такую линейную направляющую. Мао сознавал, что построение социализма в Третьем мире будет означать вступление на путь, не совпадающий в точности со схемой Маркса, исходно предсказанной для Европы. Мао исходил из понимания Ленина, что империализм реально менял правила игры во всём мире. Империалисты навязали китаю социально-экономическую конфигурацию, которую маоисты называют по-разному, в зависимости от того, какой аспект хотят подчеркнуть,— «колониализм» или «полуколониализм», «полуфеодализм», «компрадорский капитализм» и «бюрократический капитализм». Это всё термины, которыми маоисты привыкли описывать недоразвитость, навязанную «глобальной сельской местности», Третьему миру. Мао видел, что империализм изменил к худшему способ производства, политическое развитие и культурную жизнь эксплуатируемых стран. Империалисты часто вступают в союз с самыми отсталыми сегментами местного населения, компрадорскими капиталистами и феодалами. В некоторых случаях, колониализм даже импортирует и навязывает феодальные учреждения наряду с капитализмом, как бывало в Латинской Америке. Таким образом империализм не развивает бедную страну, он регрессирует её. Империализм совершенно реакционен. Поэтому Ленин и определил его как высшую и последнюю стадию капитализма. Капитализм для мира больше не был прогрессивен. Поэтому Ленин назвал его отмирающим и упадочным. В такой ситуации Мао должен был найти другой путь к социализму. Он объединил все народные классы под пролетарским, коммунистическим руководством в народной войне против двух гор — империализма и феодализма, за новую демократию и национальное освобождение. Это заложило основу для социалистической революции. Разработанная Мао теория новой демократии предлагает иную последовательность развития, чем традиционная евроцентристкая. Это было одним из величайших достижений Мао. Чень Бода и Линь Бяо унифицировали этот аспект работы Мао. Путь Мао — это был не просто социализм для Китая, а его открытие, применимое далеко вне Китая. Мао, в своё время, бросил вызов метафизической и телеологической модели вообще. В свои лучшие моменты, маоисты в Китае поняли, что нет ничего неизбежного в общественном развитии или продвижении к социальной революции. Обычное в революционной традиции утверждение, что победа пролетариата неизбежна и является законом истории,— метафизическая и телеологическая гипербола. Сталин, несмотря на свои весьма реальные практические достижения, как-то заявил, что пролетариат в конечном счёте переправится на берег коммунизма даже без коммунистического руководства. Такое заявление — выражение очень телеологической и метафизической концепции прогресса и революции. Мао признал, что все общественное развитие имеет переходный характер, но иным способом. Мао не рассматривал социализм как статическое дело. Он говорил, что нет ничего хуже застойного пруда. И в то же время Мао не рассматривал социализм как равномерный марш к коммунизму. Мао понимал, что социализм можно понимать только как переходное общество в состоянии непрерывного изменения, полное энергичных разрывов, решительных столкновениц и антагонистических противоречий. «Никогда не забывать о классовой борьбе!» — предупреждал Мао в ходе Культурной революции. Из-за переходного характера социализма, из-за сохранения неравенств во власти и реакционной культуры, внутри коммунистической партии и государства возникает новая буржуазия. Этот новый класс стремится восстановить капитализм. Так что при социализме всё ещё существует классовая борьба. Всегда есть угроза контрреволюции. Социализм не преобразуется в коммунизм неизбежно. Скорее социализм может преобразоваться обратно в капитализм. В победе нет ничего неизбежного. Пролетариат может, вопреки Сталину, плавать кругами до конца времён. Поэтому научное руководство является ключевым. Поэтому маоисты подчеркнули субъективный аспект борьбы. Поэтому Линь Бяо поднял лозунг “Политика – командная сила!” как часть его кампании «четыре первых» около 1959 г. Позже лозунг был преобразован в «Идеи Мао Цзэдуна — командная сила!» Наука учится. Хотя социализм был повсюду проигран, знание этого опыта живёт в форме высшей стадии революционной науки. Хотя мы и потеряли Советский Союз, Китай и другие другие прогрессивные эксперименты, маоизм-третьемиризм сохранил уроки революционного опыта прошлого века. В следующий раз, когда мы придём к власти, пролетариат сможет дальше пройти к коммунизму. Поэтому так важно бороться против ревизионизма, особенно первомиристского. Последние две революционных волны побеждены. Большевистская революция была побеждена в 1950-х, а маоистская революция в Китае — в 1970-х. Наше положение как у Ленина до 1917 г. Нет никаких социалистических государств. Мы стоим перед следующим подьёмом, следующей волной революции. Мы должны продолжить прорыв «Маяка». Часть этого — обучение людей настоящему марксизму. Работы, как проделанная Родни, являются весьма передовыми, даже по сегодняшним стандартам. Их нужно вновь популяризировать как часть утверждения «Маоизм-третьемиризм — командная сила!»